Возможность и необходимость интерпретации смысла, непосредственно не составляющего содержания высказывания, но выводимого у него в условиях конкретного акта коммуникации, не вызывает сомнения. Но каково место такой интерпретации в процессе перевода? Можно ли утверждать, что цель перевода и заключается в передаче интерпретированного смысла? Что услышав или прочитав «Иванов пробежал 100 метров за 8 секунд» переводчик должен сообщить в переводе на английский или французский язык о побитии мирового рекорда.
По-видимому, такие факты наблюдаются порой в практике устного перевода, когда передается не то, что действительно сказано в оригинале, а, скорее выводы, которые сделал из сказанного переводчик как непосредственный участник коммуникации. И эти выводы предполагают совершенно иную интерпретацию содержания оригинала, чем те ее виды, о которых мы говорили в первой части статьи. И в отличие от них она явно выходит за рамки процесса перевода, поскольку ориентирована не на точное воспроизведение содержания оригинала, а предоставляет переводчику право решать, что для Рецептора перевода важно узнать, чтобы правильно оценить содержание оригинала.
И, конечно, такую интерпретацию нецелесообразно выдвигать в качестве общей цели перевода. Он практически невозможна в письменном переводе, да и в устном переводе встречается не так уж часто. Интерпретирование сообщения переводчиком может вызвать возражение у коммуникантов, оказаться не уместным, возлагает ответственность за реакцию слушающего не на говорящего, а на переводчика и т.д. Достаточно представить себе, что переводчику, который перевел «Я живу на первом этаже» как «Я с вами на лифте не поеду», поставлен вопрос: «Что он так и сказал, что не поедет?», чтобы убедиться в уязвимости позиции переводчика в подобных случаях.